«Ты проиграл войну, палач, едва занес на город руку…»

872 дня — с 8 сентября 1941 года до 27 января 1944 года — находилась северная столица в жесточайшем окружении. Как же жил город в осаде? Первая зима 1941 была самой сложной для жителей Ленинграда. Температура тогда достигла рекордного показателя для этой местности – минус 32,1 градус по Цельсию, хотя в среднем показания термометра не опускаются здесь ниже минус 18-19 градусов. К апрелю 1942 года выпало максимальное количество зафиксированных за историю существования города осадков — высота сугробов достигала 52 см. Такие климатические условия сохранялись до мая 1942. Не было ни света, ни тепла, не работала канализация, в дома не подавалась вода, люди грелись в помещениях при помощи печек — так называемых «буржуек».

Авианалеты на город совершались по нескольку раз в день — на город за все время осады сбросили порядка 107 000 бомб. 3 000 разрушенных и 7 000 поврежденных зданий — следствие налетов и обстрела немецкой авиации.

Главной проблемой осажденного города было отсутствие достаточного запаса продовольствия. На одного человека в день приходилось 125 граммов хлеба. Если хлебная карточка терялась, это означало только одно — голодную смерть.

При довоенной смертности в 3000 человек в январе-феврале 1942 года в городе умирали ежемесячно около 130 тысяч человек. По некоторым данным, всего за время блокады в Ленинграде не стало 1,5 миллиона жителей. Только 3 процента из них умерли в результате артобстрелов. 97 процентов скосил голод.

Житель блокадного Ленинграда В. А. Кякк вспоминал: «В городе собаки, кошки и голуби исчезли. В ноябре мы все еще были на ногах. Отец еще ходил на работу. Постепенно стали слабеть. В соседний дом попал снаряд. Погибли двое. Девочка и ее мать. К кладбищу на детских саночках везли покойников. Там и оставляли для захоронения в общей могиле. К декабрю отец опух и слег. Норму хлеба сократили до минимума. К отцу пришел его начальник. Удивился, увидев собаку, сказал: «Странные вы люди, у вас человек умирает, а в доме шестьдесят килограмм отличного мяса. Пришлю человека, он все сделает за собачью голову и внутренности». Бабушка согласилась, но потребовала, чтобы собрали и принесли кровь. Отец поел запеканку из крови со жмыхами и через день пошел на работу. Поели котлет и мы. Ожили. Потом была радость. Под Москвой разбили немцев. Потом еще — увеличили норму хлеба. Детям выдали по сто грамм яичного порошка».

А в это время в темных холодных комнатах на Исаакиевской площади, в доме с забитыми досками окнами было полно еды. В коробках и мешках лежали десятки тонн семян, клубней картофеля. Но сотрудники Всесоюзного института растениеводства (ВИР), которые работали и урывками спали рядом, были так же голодны и истощены, как и все ленинградцы. Они бредили едой, и все же никому из них даже не приходила в голову мысль съесть хотя бы горсточку зерен, чтобы спасти свою жизнь.

Возможно, по нынешним временам их трудно понять, но они знали, что делали. Они берегли от сорокоградусной стужи и стай остервеневших крыс бесценное достояние государства — уникальную коллекцию культурных растений и их дикорастущих сородичей. Не имевшая себе равных в мире, собранная гигантскими усилиями коллекция насчитывала более 200 000 драгоценных образцов. Еле державшийся на ногах, истощенный, обмерзший ближайший соратник Вавилова Вадим Степанович Лехнович, рискуя жизнью, под обстрелом добывал для спасения коллекции дрова. Он был душой крошечного мужественного коллектива. О тех трагических днях Лехнович и годы спустя вспоминал, волнуясь:

— Ходить было трудно... Да, невыносимо трудно было вставать, руками-ногами двигать... А не съесть коллекцию — трудно не было. Нисколько! Потому что съесть ее было невозможно. Дело всей жизни, дело жизни своих товарищей...

Казалось бы, люди в окружении должны были думать только о выживании. Но Ленинград производил промышленную и военную продукцию, поставляя её не только в войска, защищавшие город, но и «на материк» — за пределы кольца блокады. За второе полугодие 1941 года Ленинград дал фронту 713 танков, свыше 3 тыс. полковых и противотанковых орудий, более 10300 минометов, 480 бронемашин, 58 бронепоездов. Кроме того, за июль — декабрь 1941 г. фронт получил более 3 млн. снарядов и мин, 40 тыс. реактивных снарядов, большее количество другой боевой техники… 28 ноября 1941 г. командующий Западным фронтом Г. К. Жуков прислал в Ленинград телеграмму: «Спасибо ленинградцам за помощь москвичам в борьбе с кровожадными гитлеровцами».

Из голодной зимы 1941-42 годов извлекли урок: 5 февраля 1942 года в горкомитете партии был создан сельскохозяйственный отдел, в задачу которого входило создание вокруг Ленинграда системы сельскохозяйственных предприятий для снабжения города овощами. В марте исполком Ленкома принял положение «О личных потребительских огородах трудящихся и их объединений», предусматривающее развитие личного потребительского огородничества. Всего весной 1942 года было создано 633 подсобных хозяйства и 1468 объединений огородников, было отведено 6931 га свободных земель под индивидуальные огороды и подсобным хозяйствам предприятий, предусматривалось использование под овощеводство всех пригодных земельных участков внутри города. Владельцам огородов оказывалась помощь в приобретении рассады и её экономном использовании. Так, при рассадке картофеля использовались только небольшие части плода с проросшим «глазком». Весной было засеяно около 10 тыс. га. Осенью с этих участков было собрано 76,76 тыс. т овощей и картофеля.

Не только хлебом насущным жили ленинградцы, для них не меньшее значение для того, чтобы чувствовать себя людьми, имели искусство, литература. Все знают о таком факте: 9 августа 1942 года в осажденном городе прозвучала Ленинградская симфония Д. Шостаковича в исполнении ослабших музыкантов. Зал филармонии был полон, а публика была самой разнообразной: вооружённые моряки и пехотинцы, а также одетые в фуфайки бойцы ПВО и исхудавшие завсегдатаи филармонии. Новое произведение Шостаковича оказало сильное воздействие на многих слушателей, заставив плакать, не скрывая слёз. В великой музыке нашло своё отражение объединяющее начало: вера в победу, жертвенность, безграничная любовь к своему городу и стране. Во время исполнения симфония транслировалась по радио, а также по громкоговорителям городской сети. Её слышали не только жители города, но и осаждавшие Ленинград немецкие войска. Много позже двое туристов из Германии, разыскавшие дирижера оркестра Элиасберга, признались ему: «Тогда, 9 августа, мы поняли, что проиграем войну». Как потом говорили, немцы обезумели, услышав по репродуктору эту музыку: они-то считали, что город мертвый.

Мадонной, музой блокадного города называли Ольгу Берггольц, которая стала одним из символов осаждённого Ленинграда. Стихами Ольги Берггольц, подчёркивающими неумолимую стойкость жителей блокадного Ленинграда, зачитывались миллионы. Она была «голосом города» почти все блокадные дни, стихи в ее исполнении по радио морально поддерживали ленинградцев. Кстати, именно Берггольц принадлежит знаменитое изречение: «Никто не забыт, и ничто не забыто». Каждому ленинградцу знакомы ее строки:

...Мы помним осень, сорок первый,

прозрачный воздух тех ночей,

когда, как плети, часто, мерно

свистели бомбы палачей.

Но мы, смиряя страх и плач,

твердили, диким взрывам внемля:

— Ты проиграл войну, палач,

едва вступил на нашу землю!

А та зима... Ту зиму каждый

запечатлел в душе навек —

тот голод, тьму, ту злую жажду

на берегах застывших рек.

Кто жертв не предал дорогих

земле голодной ленинградской —

без бранных почестей, нагих,

в одной большой траншее братской?!

Но, позабыв, что значит плач,

твердили мы сквозь смерть и муку:

— Ты проиграл войну, палач,

едва занес на город руку!

Какой же правдой ныне стало,

какой грозой свершилось то,

что исступленною мечтой,

что бредом гордости казалось!

Так пусть же мир сегодня слышит

салюта русского раскат.

Да, это мстит, ликует, дышит!

Победоносный Ленинград!