Мунир Кунафин. Квадратное солнце

Заприметив стоящую у порога растерянную гостью, которая то и дело вертела в руках рюкзак, не смея поставить его на пол, и смотрела поверх запотевших очков словно готовый вот-вот наброситься барашек, невольно подумала: до чего некрасивая и невзрачная! Швырнув на пол тряпку, подбоченилась.

– Неужто на крыше так и написано – «Дом отцов»? – не понравилась ей незнакомка. – У нас, знаете ли, перед тем как войти, ради приличия стучатся.

Окунув в воду тряпку, отжала. Затем вновь взглянула на девушку, пытавшуюся протереть платочком запотевшие очки.

– Лишнего папы у нас нет, имя бы хоть назвала.

Та, почувствовав, что разговор перетекает в нужное русло, заметно оживилась, в глазах даже искорки засверкали.

– Сагитов Юмадил. Этот адрес мне дала мама. Я из Дюртюлей приехала.

Далековато до Дюртюлей. На вид хоть и напоминает подростка лет двенадцати-тринадцати, раз смогла одолеть такое расстояние с несколькими пересадками, стало быть, не маленькая уже. Только не это было главное для хозяйки. Двенадцать лет вместе живут, а муж и словом не обмолвился о том, что у него есть взрослая дочь. Сволочь! Ведь именно его имя назвала девушка.

– Юмадил живёт здесь, но у него ребёнка на стороне нет, – сказала Зулейха как можно мягче. Сама пристально всмотрелась в лицо гостьи, стараясь уловить черты мужа. Не нашла. Нет ничегошеньки, что могло бы навести на сомнения. Эта больно неказиста.

Девушка оказалась не робкого десятка. «Можно присесть?» – спросила она. Не дождавшись ответа, прислонилась к трюмо у двери.

– Где же сейчас мой отец? – спросила она, сделав на последнем слове особое ударение.

– Я же сказала, нет у него детей на стороне, в том числе и в Дюртюлях.

– Тем не менее, если Сагитов Юмадил действительно живёт здесь, хотела бы его увидеть. Когда он придёт? – утомившаяся в дороге девушка и не собиралась уходить. «Вот напористая!» – Где могу его подождать?

Хозяйка ненадолго замешкалась. Не прогонишь ведь, а в дом приглашать тоже особо не хочется. Тем не менее добросердечность взяла верх.

– Разувайся, проходи в дом, – сказала Зулейха и, так же опёршись руками в бока, наблюдала за тем, как та медленно снимала верхнюю одежду. «Худая как щепка, ни капли нет сходства», – подытожила она. Когда девушка скрылась в дальней комнате, быстренько домыла пол. Сполоснув руки, поставила чай. «С дальней дороги как-никак. Путник с пророком вровень, угощения не жалей, говорила мама. Голодная, наверное, бедняжка», – подумала Зулейха.

Надо же, прожили с мужем двенадцать лет, а о дочери ни разу словом не обмолвился. Развёлся с первой женой, вернулся в деревню – об этом она знает. Девичий век короток, уже возраст поджимал, потому и вышла замуж за Юмадила. Родился сын. Хоть бы раз вспомнил о первой жене либо дочери, если действительно она у него была. А коли была, как же душа не болела? Хоть бы раз проговорился. Как быть теперь с такой раной на сердце? А так могли бы заранее свидеться, познакомиться, на каникулах бы приезжала. Никогда она не ревновала его к прошлому. Стоит ли из-за того, что давным-давно кого-то там обнимал, нервы себе трепать? Да вот только ребёнок сиротинушкой растёт при живом отце. Подлец.

– Небось проголодалась с дороги, чай уже вскипел, – как бы ни старалась разговаривать мягко, голос Зулейхи прозвучал сухо и категорично. Вдруг ей стало жаль девушку, которая скромно сидела в уголке дивана, положив руки на колени.

Уж не зря приехала, беда какая-то приключилась, видать. Как быть, если денег попросит? Кто знает, что на уме у нынешней молодёжи, как бы Юмадила в тюрьму не упекли – алименты-то он в жизни не платил. Хорошо, что хоть дом записан на её имя, а то и на него позарится. За это короткое время в голове женщины пронеслись сотни мыслей. «Какая же я глупая», – подумала она про себя.

Девушка, приподнявшись, промолвила:

– Может, подождём, когда отец придёт?

– Как, говоришь, твоё имя?

– Галимой меня зовут.

– Когда ещё придёт Юмадил. Как вернётся, ещё попьём все вместе, Галима, – выдавила из себя улыбку хозяйка.

Чай пили молча. Гостья явно проголодалась: её руки заметно дрожали, но она не набросилась жадно на еду, вела себя сдержанно – в душе Зулейхи это вызвало приятные чувства. Понравилось и то, что масло на хлеб намазывала тоненьким слоем, а упавшие крошки хлеба аккуратно смахнула со стола и отправила в рот, да и выпить вторую чашку чая долго упрашивать не пришлось.

– Да-а, у чая с молоком совершенно другой вкус, – сказала девушка, на щеках которой заиграл румянец. Кажется, даже улыбнулась. Когда улыбается, вроде не такая уж и неприглядная, подумала хозяйка. Но, как ни крути, малопривлекательна.

– Чай без молока – что суп без бульона. Корову не держите, что ли? – оживилась Зулейха.

– Не то что коровы, даже козы нет. В городе живём, – эти слова вызвали некое недоумение. «Неужто смеётся над ней – мол, какая живность в городе?»

– В магазине-то есть небось?

– Корова, что ли?

Глаза женщины округлились от удивления:

– Какая же корова, молоко!

– Есть, конечно… но… – девушка замолкла. Воцарилась тишина. – В магазине есть, да только у нас нет такого вкусного молока. Спасибо. Хотите, помою чашки?

– Нет, нет, посиди в зале, я сама, – Зулейха быстро допила уже остывший чай и встала с места.

«Одежда на ней не для холодной зимы – тоненькая шубка. Куда мать смотрит, интересно? На тощее тельце тонкую одежду надела. Наверняка хочет у отца денег попросить, потому и вырядилась как бедолага», – такие мысли одолевали Зулейху, которая принялась убирать со стола, то и дело громыхая посудой.

Затем поставила суп, порезала лапшу. Что ни говори, дочка мужа приехала, гостья как-никак.

 

 

*  *  *

 

Галима так и сидела неподвижно в уголке дивана. Почитала журнал «Шонкар», немного задремала. Сначала пришёл мальчик лет десяти. Вошёл в комнату, кинул рюкзак за шифоньер и, не обращая внимания на чужого человека в доме, прошёл на кухню.

– Мама, можешь поздравить, у твоего сына-шельмеца – второе место по рисованию в районе.

– Молодец, сынок. Какой рисунок отправлял?

– «Однорукий старик и его собака».

– Тот самый, где по зимней улице идёт старик с клюкой, а рядом играется собачонка? Хороший рисунок, со смыслом. Потому ты и шельмец! – Мать приобняла сына, похлопала по спине. – С гостьей поздоровался?

– С какой гостьей?

– В зале сидит, иди, познакомься.

Мальчик выбежал в зал. «Здравствуйте, я – Ямиль», – выговорил наспех. Затем поинтересовался гостьей. Мол, никак припомнить не может.

– Я Галима, приехала издалека. Незваная гостья, так сказать. Твой отец – Юмадил?

– Да.

– Я его знаю. Приехала повидаться с ним.

– Ясно... К нам издалека мало кто приезжает. Папа придёт поздно. Он ведь фермер, сейчас проводят снегозадержание, а потом ещё и на ферму заглянет. – Мальчик разговаривал охотно, про таких говорят – душа нараспашку. Понравилась гостья Ямилю. Кажется, что ей к лицу даже немного треснувшее стекло на очках. Когда улыбается, её глаза по-особому светятся, потому и кажется красивой. – И у меня работы много, за скотиной нужно ухаживать – вынести навоз, воды натаскать.

«Лишнего много болтает, шельма, не знает, что у неё на уме. Наверняка думает – фермер, а алименты не платит, даже не вспоминает. Вот как затребует всего, коварная!» – думала про себя женщина, прислушиваясь к их разговору.

– Ямиль, выходи кушать!

– Сейчас! А ты учишься или работаешь?

– Учусь, – ответила Галима нехотя.

– Сейчас на каникулах?

– Не знаю... Не сказать, что каникулы... Хотела до Нового года повидаться с отцом... м-м... с твоим отцом, – девушка запуталась, начала слегка заикаться. Могла бы и не отвечать, но искорки в чистых, невинных глазах Ямиля, его любознательность, более того – чувство родства вызвали желание общаться. Её очерствевшая душа невольно искала защиту в этом маленьком человечке. Мальчик, которому все было невдомёк, шмыгнул носом:

– Только ты не уезжай так скоро, побудь у нас подольше, хорошо? – сказал он, уловив в глазах девушки какую-то печаль. Что это означало, ему было невдомёк. Детский разум не в силах постигнуть такое. Такой же грустный взгляд он уже видел – то ли в картине Ван Гога, то ли Ахмата Лутфуллина. По-взрослому глядят её глаза.

Переодевшись, мальчик сел за стол. Гостью на этот раз не пригласили. Даже если и позвали, отказалась бы, недавно ведь чаёвничали. В дороге она и вправду сильно проголодалась. А теперь на душе стало как-то тепло. Радостно стало и оттого, что поговорила с Ямилем. Он ведь для неё родной человечек. Единокровные. До этого времени Галима и не знала, что у неё есть младший брат. Почему мама молчала, знала ведь, где живёт отец, но словом не обмолвилась. Зачем хранить тайну?

Отец ушёл, когда Галиме было три года. С тех пор ни разу не навещал её. Сквозь пелену воспоминаний прорезался его образ – длинные лохматые волосы, высокий рост, тёмные усы... Помнит отчётливо, как брал её на руки и подбрасывал вверх, аж дух захватывало. Как же весело было тогда – она звонко, без умолку смеялась, готовая взлететь на самые небеса. Смеялся и отец. Затем прижимал к груди и осыпал поцелуями, приговаривая: «Жемчужинка моя!» Колючая борода царапала её нежную кожу – было и больно, и весело одновременно… Пожалуй, это был самый счастливый период в жизни Галимы. Неужели отец не скучал? Странно. А она тосковала, очень-очень... Потом забыла. Так было нужно. Мама попросила. Сказала: «Больше не вспоминай, умер он для нас обеих – и для тебя, и для меня». Спустя годы Галима осторожно, стараясь не выдать себя перед мамой, пыталась восстановить в памяти его образ. Незаметно вглядывалась в лица мужчин на улицах, в магазинах, за рулём автомобилей, даже на телеэкране – искала знакомые черты. Искала тихо, не плача и не вздыхая, ничем не выдавая себя. Разве можно обуздать грёзы? Для мечты нет границ…

Ямиль вышел из дома. Вновь стало тихо. Одевшись, Галима последовала за ним. На пытливый вопрос хозяйки ответила просто: «На улицу». «Как бы собака не укусила, гляди в оба!» – предупредила та и, выйдя за ней, немного постояла на крылечке, поручила еще несколько дел сыну. Вести наблюдение, видимо, посчитала делом постыдным – хлопнула дверью и удалилась восвояси.

Живут, действительно, в достатке. Девушка это поняла едва переступив порог. Большой дом-восьмистенок окружают саженцы яблонь, вишни, черёмухи. И теплица имеется. Летом здесь наверно благодать. Там, где расположились сарай, баня и другие надворные постройки, под толщей снега виднеются трактор и разобранная машина. На пригретой солнцем проталинке стоят корова и овцы. Из сарая послышался голос Ямиля – видимо, животину какую-то ругает.

Тихо в деревне. Нравится ей тут, но в то же время отчего-то грустно. Вон в каком достатке здесь живут! Хорошо Ямилю – мама с папой рядом. Всё, что ни захочет, тут же исполняется. А грустно оттого, что здесь она чужая... Как примет её отец? Вдруг не признает? Впрочем, зря, наверное, беспокоится, ведь он её очень любил. Но почему же столько времени не приезжал? Если даже их пути с мамой разошлись, неужели нельзя было навещать хоть раз в год?

Вскоре, закончив работу, появился Ямиль. Не чурается никакой работы, молодец!

– Любишь рисовать, да? – Галиме хотелось с ним пообщаться.

– Откуда знаешь?

– Сам же давеча с мамой радостью поделился, говорил, что в конкурсе победил.

Ямиль улыбнулся. Нажав на кнопку, включил колонку и принялся наполнять ёмкости водой.

– Не очень-то красиво и получается. Кошка мне напоминает треугольник, собака походит на дверь. Другим смешно, а учительница говорит, что я по-своему вижу.

– Да что ты, интересно у тебя получается! А тот рисунок, который место занял, как называется? Кажется, «Однорукий старик и его собака»?

– Постой, – выключив насос, Ямиль понёс ведро с водой к железному корыту. Галима помогла отнести второе ведро. – Суть его можно понять лишь по надписи внизу. Солнце – в форме квадрата, однорукого деда я нарисовал в виде дырявого мешка, собачка – маленькая дверца. Ничегошеньки не ясно. Но я вижу так.

– Солнце-квадрат. Сколько я себя помню, оно круглое.

– Мне кажется, в квадратной форме оно более совершенно, со всех сторон ровненькое. Солнце ведь всем одинаково светит.

Галима загадочно улыбнулась. Своеобразный у неё братишка!

– Интересно. А как нарисовал бы меня?

Мальчик, вспомнив её печальные глаза, устремил свой взор на гостью. Смотрел долго, даже вода за край ведра разлилась. Они всполошились и поспешили с водой к корыту. Затем, открыв ворота, выгнали из хлева корову и овец.

– Сказать? Изобразил бы в виде облака – знаешь, какого?

– Голубого, видимо.

– Нет, не знаю, – юный художник со своеобразным видением мира запутался. – Быть может, ты была бы деревом... Шестиугольное деревце, которое стоит одно-одинёшенько в поле, на ветру.

Неужели брат понимает, что скоро она в целом мире останется совершенно одна?

– Почему же дерево с шестью углами? И почему оно одиноко?

– Шестиугольное, укрытое – чтобы не было холодно. А одиночество в глазах твоих увидел.

– Действительно, любопытно... У каждого – свой взгляд, своя судьба, своё квадратное солнце... Интересны твои рисунки, покажешь, хорошо?

 

 

*  *  *

 

Хлопнула дверь. Все вздрогнули. Лишь мальчик спокойно продолжал делать уроки.

– Поразительную новость сегодня узнала. Оказывается, у тебя есть дочь! – встретила Юмадила жена. Собиравшийся снять верхнюю одежду мужчина остановился. Пристально посмотрел на жену. Но виду не показал:

– И что с того? Алименты взыскивают, что ли? – Наклонившись, начал снимать задубевшие на холоде валенки. Долго возился.

– Если бы письмо только, сама приехала! – Жене хотелось этим известием сделать мужу как можно больнее.

– Она здесь? Галима приехала? – Юмадил резко выпрямился.

– Да.

– Где она? Дочка! – Валенки, которые так и не успел снять, оставили на только что помытом полу мокрые следы. Увидев отца, который выбежал в зал не сняв шубу – один рукав волочился по полу, Галима вскочила. Засмущалась. Радостно улыбаясь, мужчина заключил её в объятия. Девушка, от волнения сжавшаяся в комочек, как маленькое дитя прильнула к отцу.

– Галима, как же ты выросла! Здравствуй, хорошая! Жемчужинка моя...

– Мама болеет, помрёт скоро, наверное... Потому и отправила меня сюда... Не хотела я… от безысходности пришлось, – девушка с трудом поделилась вестью, о которой в этом доме не могла никому сообщить. Если бы и рассказала, кто бы понял и принял её горе? Лишь он – человек, в объятиях которого стояла, – мог бы оградить от напастей и бед, обрушившихся на неё. Услышал ли отец слова, которые она тихо прошептала?

Юмадил, прижав к груди дочку, стоял очень долго. Не заметил, как подошёл сын и, приобняв сзади, прислонил голову к его спине. Не слышал и ворчание жены – тоже мне, дескать, нашли друг друга, лишь пол испачкали! С его глаз на волосы дочери скатились крупные слезинки. Долгое время так и стояли втроём: отец, дочь и сын.

– Познакомься, сынок, это твоя сестра Галима, – проговорил Юмадил. Затем, расположившись на диване, сбросил второй валенок и снял шубу, заодно смахнув меховым рукавом пот с лица. Одежду отдал Ямилю:

– Иди повесь, и валенки прихвати. Зулейха, накрывай на стол, к нам приехала самая дорогая гостья – доченька! Жемчужинка моя!

Не до конца осозновая, что перед ней стоит отец, Галима пристально посмотрела на мужчину. Затем медленно провела рукой по его волосам. «Я всю жизнь ждала этой минуты», – произнесла она. Не заплакала. Выполнив все поручения, Ямиль тоже прильнул к отцу:

– По рисованию второе место занял. – Одобрительно похлопав сына по спине, отец вновь посмотрел на дочь.

– А как твои успехи, дочка?

– Да так, учусь в десятом классе. Похвастаться особо нечем. – Через некоторое время добавила: – Ни побед особых нет, ни поражений.

На самом деле девушка училась хорошо. Несколько раз становилась победителем по ряду предметов не только в школьных, но и в городских конкурсах. В Уфе участвовала в олимпиаде по биологии. Даже телевидение снимало.

Только победы не принесли ей чувства удовлетворения, не с кем было разделить эту радость. Мама привыкла к её успехам, в первое время время, конечно, восхваляла до небес, теперь же довольствуется обыденной фразой: «Что, доченька, пришла?» Рутина одна. Если даже завтра взойдёт квадратное солнце – всё одно, ничего не изменится.

Когда мама заболела, она вначале очень горевала, а потом нашла в этом некое утешение. Вот ведь как здорово получается – может, отбить телеграмму отцу, сообщив о болезни матери? Папа приедет, и они наконец увидятся. Мама вновь поднимется на ноги. Встретились вот… Сбылась самая сокровенная мечта, только мама так и не встала с постели.

– Давно болеет? – стало быть, услышал отец её слова.

– Полгода уже не встаёт, исхудала очень. Дала адрес и сказала, чтобы свиделась с тобой.

«Интересно – сказала, чтобы с отцом встретилась, а отправила ко мне», – подумал Юмадил.

– Любопы-ы-ытно, – протянул он.

– Что любопытного, папа? – замолвил Ямиль. – Мне тоже очень любопытно, вот ведь какая сестра у меня есть – красивая, умная.

– Жизнь, она такая штука: иногда очень интересная, а порой – безотрадная. Делай лучше уроки, сынок.

– Какие ещё уроки, идите к столу, ведь гостья приехала! – послышался нарочито радушный голос жены.

Ели молча, время от времени улыбаясь друг другу. Гостью не нужно было упрашивать, да и отец потчевал дочку, преподнося то одно, то другое. Жена же, в свою очередь, норовила угощать его самого. Глядя на девушку, хозяйка поймала себя в мысли о том, что всё-таки есть в ней некая привлекательность, да и улыбается мило, вон какие обворожительные ямочки на щеках. Вроде как и на Юмадила немного похожа.

– Неужели так и сказала – повидайся с отцом? – Юмадил, довольно улыбаясь, похлопал дочку по спине.

– А мы с папой любим косточки грызть, да ведь, мама? – спешно сказал Ямиль, словно желая напомнить ему о себе.

 

 

*  *  *

 

Гостье постелили в зале. Ямиль закрылся у себя. Хозяева расположились в спальне рядом с залом. Долго лежала девушка, не отрывая взор от одинокого ночного светила на небе. Знакомая луна. Она тоже увязалась следом за Галимой. Не захотела остаться в Дюртюлях.

Где же она сейчас находится – в чужом доме, на чужой постели, или же в своём доме? Не таким и чужим здесь всё кажется, как-то тепло на этой подушке, под этим одеялом. Знакома даже здешняя луна. А почему она должна быть чужой – луна, которая каждый день всходит над головой отца? Сколько раз она посылала привет родному человеку через круглолицое, словно зеркало, светило?! Услышал её отец, помнил про дочь, вон как сильно-пресильно скучал... Вслед за улыбкой на щеках девушки, которая забылась в безмятежном сне, появились очаровательные ямочки.

Радостно было на душе и у Юмадила. В его доме, в соседней комнате, под тёплым одеялом спит человек, который ему очень дорог. Сколько он ждал этого дня! Верил, что когда-нибудь дочь приедет. Темными ночами, направляя взор на взошедшую полную луну, просил передать ей весточку – не расплескав ни капли его драгоценных слов. «Освети её жизнь своими благодатными лучами, скажи, что не забыл я свою дочь», – молвил он в те минуты. И сегодня его глаза вновь были устремлены на одинокую луну. «Ты выполнила свой долг, привел дочку в мой дом, теперь отдохни», – улыбнулся Юмадил.

После армии он направился в город, на завод. Вернее, его пригласил сослуживец – закадычный друг Усман, с которым в течение двух лет ели, так сказать, из одной тарелки, делили кусок хлеба на двоих. Устроился электриком. Работа нравилась, нашлось место в общежитии рядом с другом. Молодой парень пришёлся по душе всем – трудился усердно, на совесть. Усман же, проработав на заводе год, подался на Север за «длинным рублём».

В Расиму, маму Галимы, он влюбился с первого взгляда. Потерял голову, но, посчитав это делом греховным, запрятал чувства глубоко в душе – красавица была возлюбленной друга. Усман большую часть времени проводил у девушки, нередко оставался ночевать. Только вот немного погодя между ними произошёл разлад, вскоре Усман и вовсе уехал.

После отъезда друга комната осталась полностью в распоряжении Юмадила. Как-то осенним вечером пришла Расима – искала Усмана. Новость, которой она поделилась, ошеломила: «Я жду ребёнка. Усман уехал». Позвонил другу. «Не верь, ребёнок не мой. Она ведь не была невинной», – на ответ сослуживца Юмадил не нашёл, что сказать. Получается, не на заработки поехал, а скрылся от девушки и от ребёнка, который вот-вот родится.

Зачастила и Расима. Её живот изо дня в день становился заметнее. Что приводило её сюда – то ли искала утешения в этой небольшой комнате, где когда-то жил Усман, то ли была другая причина – парню было невдомёк. Но знал одно: ему было хорошо рядом с Расимой. С удовольствием угощал её вкусным чаем с разнотравьем, сушёными фруктами. Девушка не возражала – тихо гостила, на судьбу не сетовала. Казалось, что она приняла всё как есть и просто плыла по течению.

Как-то раз пришла со слезами: мол, навещала родителей в деревне, а отец забранил на чем свет стоит, велел либо зятя привезти, либо вовсе дорогу домой забыть. «Отец с мамой меня убьют, а ведь я так надеялась на них. Думала, что поймут, поддержат», – всхлипывала она. Чувство любви, а не жалости двигало добродушным и наивным Юмадилом в тот момент – всю тяжесть и грех положения он взвалил на себя:

– Я женюсь на тебе, – сказал он.

– В таком положении?

– Да, именно – в красивом, божественном положении.

На глаза девушки навернулись слёзы. Она не знала, что ответить.

– Меня пожалел?

– Почему это – пожалел? Люблю я тебя. А ошибки совершают все, – слова парнишки прозвучали искренне. Однако девушка, кажется, не услышала главного слова – «люблю».

– Ошибки свойственны всем, говоришь? Вдруг начнёшь изводить, когда вместе жить будем? А если скажу, что ты мне не нравишься?

Не понимал её Юмадил. Он ведь действительно любил девушку. Ему захотелось обнять и утешить её, провести руками по волосам, осыпать поцелуями глаза и губы. Но не посмел, не хватило смелости, боялся окончательно спугнуть её.

– Я по-настоящему предложил, любя. Не думай, что это всего лишь шутка, – промолвил он.

Расима не согласилась и ушла домой. Спустя две недели явилась снова. Сухо спросила:

– Ну что, не передумал? Любовь не угасла ещё?

– Ребёнок от Усмана? – серьёзно спросил парень.

– Если не его, не женишься?

– Привезу его обратно, хоть волоком притащу, хоть пистолет к виску приставлю – но заставлю вернуться с Севера!

– Не нужно, отреклась я от него. Разве станет хорошим отцом тот, кто отказался от собственного ребёнка? Насильно мил не будешь. Зачем мне свет, что душу не греет? Мне ты нужен.

Последние слова Расимы стали для него полной неожиданностью.

– Я нужен? – с удивлением спросил он. – За провинность какую или за подвиг?

– Помнишь, в чувствах своих признавался? А раз меня любишь, значит, и ребёнка будешь любить, так ведь? Да и нравиться ты стал, возможно, со временем смогу и полюбить.

Не по душе был такой разговор Юмадилу.

– Скажи конкретно – помощь нужна? Могу в женихах ходить, пока ребёнок не родится.

Расима прильнула к парню, запечатлев поцелуй на его щеке.

– Нет, помощь не нужна. Если действительно испытываешь ко мне какие-либо чувства, сделай предложение. Я верю в тебя.

Всё решило одно-единственное слово – «верю!». Через два дня он перевёз Расиму в свою комнату. Сначала навестили родителей девушки, затем съездили в его родной дом – это была первая и последняя поездка невестки. Спустя пять месяцев родилась их дочь.

Не смогла его полюбить Расима, да и не особо старалась. Вместо того чтобы помалкивать в тряпочку да пылинки сдувать с мужа, который беззаветно любил дочь и жену, смотрела на него как-то свысока, снисходительно. Стоило ему взять в руки Галиму и забавлять её, недовольно брюзжала: «Ишь ты, будто своё дитя, изображает из себя невесть кого!» Если же иногда делал лёгкое замечание чересчур капризничавшей девочке, норовила скандалить: мол, чужая она для тебя, потому и обижаешь, вот появится собственный ребёнок, его и будешь учить! Юмадил сквозь зубы терпел её выходки, несколько раз хотел и вовсе уйти, да малышку пожалел.

Не смогла позабыть Усмана его жена. «Да чего же на папу похожа!» – приговаривала она, заплетая ей косички. Терпение мужчины лопнуло, когда Усман приехал в отпуск. Однажды жена не явилась ночью домой. На следующий день узнал, что была у него. Не стал ни скандал учинять, ни руки распускать. Лишь бросил пару слов: «Стало быть, можно и уходить». Жена молчала. Как видно, никто и не держит его здесь. Да вот к Галиме всей душой прикипел – прибегает со словами: «Папа, папочка!» – и обвивает маленькими ручонками его шею. Поэтому ушёл рано утром, когда дочь сладко спала. Проснувшись, звала его, наверное… Однако не мог он ради ребёнка оставаться жить под одной крышей с Расимой. По возвращении в деревню тосковал очень. И по дочери, и по жене. Несколько раз порывался навестить их, как-никак в графе «отец» значится его имя. Вскоре женился, родился сын. Не было вестей и из Дюртюлей – ни от Расимы с Галимой, ни от Усмана.

Про дорогих для сердца людей он никогда не забывал, но всё же был уверен, что мама познакомила дочь с родным отцом. Однажды, когда дочери было лет десять, пришлось побывать в этих краях. Побродил немного возле детского сада, куда ходила Галима (искать ребёнка школьного возраста в садике – смех, да и только!), и вернулся. Видимо, теплился огонёк надежды, что встретит её где-нибудь по пути. Жаль, что не стал заходить к ним домой.

Стало быть, и Расима свыклась со своей судьбой. Поняла, видимо, что из Усмана вышел бы неважный отец. Юмадилу по душе её решение, всё-таки Галима – его дочь. Из роддома забирал, видел, как малышка делала первые шаги, да и первое слово дочери было «папа»…

Галима уже сладко засыпала, когда её сон прервали доносившиеся из соседней комнаты негромкие голоса. Девушка прислушалась к сбивчивой речи. Видимо, думают, что девушка спит.

– Что же не сказал о том, что дочка есть у тебя? – сначала послышался спокойный голос Зулейхи. Галима, приподнявшись, замерла. Её и саму интересовал этот вопрос.

– Какой толк был говорить, что есть дочь, коли она не рядом – не сидит напротив и не глядит в глаза? – Отец сказал тихо, почти шёпотом, чтобы не нарушить ночную тишину.

– Бессердечный ты! Как можно забыть про собственного ребёнка?!

– Не забывал я про неё ни на минуту. Даже ни на секунду… – послышался скрип дивана. «Ни на секунду…» – вслед за этими словами эмоции, копившиеся годами, вырвались наружу, и из глаз девушки брызнули слёзы.

– Ну что же ты мне ничего не рассказал, дитя разве может быть лишним? Что-нибудь да придумали, авось босой да голодной не ходила бы, – стояла на своём мачеха.

– Да уж, не сказал, смолчал почему-то, – тихо вздохнул мужчина.

Уткнувшись в подушку, девушка дала волю слезам. Лишь бы не услышали. «Надо же, смолчал. Но ведь и не забыл…» – её душу бередили противоречивые чувства – и горькие, и радостные одновременно.

Нарушив тишину, женщина вновь произнесла:

– Завтра съездите вдвоём в райцентр. Придётся воспользоваться деньгами, отложенными на покупку солярки. Больно легко одета Галима, нужно купить тёплую одежду, – сладко зевнув, Зулейха задремала. Колыбельной песней прозвучали для девушки и слова отца: «И валенки, и шубу тёпленькую – всё купим непременно…»

«Как бы завтра не взошло квадратное солнце», – охваченная каким-то небывалым чувством покоя и умиротворения, с безмятежной улыбкой на устах девушка погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись поутру, она увидела на стуле рисунок с четырьмя шестиугольными деревцами и квадратными солнцем – на самом верху...

 

Об авторе: Мунир Сахиуллович Кунафин родился в 1971 году. Писатель, журналист, член Союза писателей РФ и Республики Башкортостан с 2005 года. Главный редактор журнала «Агидель». Автор книг: «Такое у меня время» (Китап, 2001), «Это жизнь…» (Китап, 2005), «Божье веление» (Китап, 2012), «Плыл по океану рыжий остров» (Китап, 2016). Заслуженный работник культуры РБ, обладатель Гран-при межрегионального поэтического фестиваля «Илһам шишмәләре» («Родники вдохновения»; Белебей, 2005), Гран-при конкурса прозы на грант Главы Республики Башкортостан «Новые горизонты» (2015), лауреат Всероссийского литературного конкурса короткого рассказа им. В. М. Шукшина «Светлые души» (Вологда, 2010). Член Союза писателей России и Союза писателей Республики Башкортостан.

Перевод с башкирского языка Раили Галеевой.