Детство пахло ягодами и мятой

Был у нас за деревней, от бугра, чудесный нетронутый уголок природы.

Весной ребятишки бежали на просохшие пригорки играть в лапту, кандалы, летом – за цветами, за кисляткой, зимой — кататься на санках.

Помнится, уже в конце апреля-мае как-то по-особому начинала пахнуть влажная земля, появлялись щеточки молодой травы, высоко в небе раздавались заливистые трели жаворонка.

Иногда мы с подружками поднимались за высокую гору за кладбищем, там еще на вершине была вкопана труба, которая вызывала у нас у нас бурю фантазий, и любовались необозримыми просторами. На востоке голубели пашни с идущими по ним тракторами, в какой-то дымке розовели далекие пригорки, мы называли их «красные горки» и мечтали сходить туда на пасху и покатать крашеные яйца. На юге за горизонтами зеленела пересеченная лощинами и возвышенностями степь, далеко-далеко на западе горделиво возвышались разноцветные Уральские горы, на севере на берегу родной речки Янгелька раскинулась наша деревенька Гусевка, а за речкой же, на косогоре, виднелось второе отделение Янгельского совхоза, ныне поселок Авняш, далее – снова пашни и степь.

До сих пор отчетливо и до мелочей вспоминаются дорогие сердцу места.

Как радовались мы первым нежным цветам, горицветам. Почему-то хотелось нарвать их побольше. Ставили цветы дома в стаканы с водой, закапывали их в «секретики». Для этого приготавливали ямки в укромных местах, раскладывали лепестки подснежников, травку в виде узоров, накрывали стеклом и присыпали землей, а потом друг у дружки смотрели эти «секретики», отгребая землю.

Девочки постарше уходили дальше в степь и находили синие подснежники, сон-траву. Как мы им завидовали!

А летом мы собирали незабудки. Их, скромных, чистых, голубеньких, много росло возле крутой горки, потом там колхоз возвел заправку.

На самих горках цвели бессмертники, суховатые цветы на невысоких ножках, мелкие розоватые соцветия которых собраны в виде раскрытой ладошки. Было много и других неярких степных цветов: розовые часики, мышиный горошек, колокольчики, простая ромашка, разные шары на ножках. Кругом серебрился ковыль, мы его всегда собирали в букет.

В воздухе стоял незабываемый стойкий запах ягодника, мяты, степных растений, а в лощинах трава издавала запах молодых огурцов.

Кругом стрекотали кузнечики, казалось, это у нас в ушах звенит. Из-под ног выпархивали птички. Иногда мы находили их гнездышки с крошечными пестренькими яйцами, но никогда не трогали, а только издалека с любопытством посмотрим и уходим. Знали, что, если потрогать, птичка бросит гнездо. А вот за ящерицами гонялись, стараясь наступить им на хвост. Ящерка оставит свой хвост и юркнет куда-нибудь под камень.

Если попадается муравьиная куча, кладем на нее чистый стебелек и приговариваем: «Комар (ударение на первом слоге), Комар, дай квасцу…». А потом этот стебелек обсасываем, морщась от кислого вкуса.

В лощинах, а мы знали где, находили кислятку, с удовольствием поедали ее, набирали домой, а мамы пекли из нее вкуснейшие пирожки.

С удовольствием ели заячью капусту, ее тоже много росло на Крутой горке.

Подальше в степи за Енькиным мостиком краснели кулиги самой душистой, вкуснейшей степной ягоды — клубники.

Варенье из нее редко варили, денег не было сахару купить, поэтому сушили, а зимой, на праздники, пекли пироги.

Свежую ягоду поедали с молоком. Детям в чашку наливали холодное молоко, засыпали туда ягоды, и они с хлебом жадно уплетали. Лучший обед в жару!

Зимой же с горок слышался визг ребятишек. Кто на лыжах, кто на санках, неслись вниз. Все изваляются в снегу, розовощекие, беззаботные, счастливые…

Кажется, это было недавно. А прошло уже больше пятидесяти лет. Вокруг все мертво, изъезжено. Нет цветов, ковыля, нет кислятки и ягод. Растет одна полынь, носятся полиэтиленовые мешочки…

И только зимой, когда снег покроет несчастную землю, и иней украсит чилигу и будылинки, все становится как в детстве: сверкают снежные пригорки, над головой высокое синее небо, а далеко вдали голубеют вершины гор.

Н. Егупова,

с. Гусево.