За ягодами

С вечера соседские девчонки договорились идти за ягодами на Колодчик. Это где-то в пяти километрах по средней дороге. Собирались уйти пораньше, по холодку. О сборах шептались потихоньку: не хотели брать нас, малышню. Но я все узнала и решила не отставать от них.

Утром проснулась от щелканья кнута и мычания коров. Мама меня пожалела:

— Не ходила бы ты в такую даль. Жарко ведь будет, комары накусают.

Но я стояла на своем. Дала она мне чайник, два вареных яйца, хлеба. Я помчалась к дому папаньки. Полинка с Маруськой увидели меня и ахнули:

— Никуда не пойдешь! Нужна ты нам, обуза.

Я зашмыгала носом. Папанька вступился за меня:

— Пусть идет. Она уже большая.

Я ободрилась. Но девчонки стояли на своем. Все двинулись в путь. Я за ними. Вот они пошептались и разом помчались по деревне, да так быстро, что я от них далеко отстала. Реву, за ними бегу, чайником брякаю.

— И не думай, не возьмем! В лесочке от тебя спрячемся, волки тебя съедят.

Я за ними, догнать не могу, а они все дальше и дальше…. Кругом зеленеют поля, дорога петляет. И вдруг девчонок нет, а деревня далеко позади.

— Возьмите меня! Папанька вам даст!

Бежала, бежала, устала. Деревни не видно, а впереди дорога пустая. Села я и горько заплакала. Вдруг слышу — голоса позади. Это девчонки. Они, оказывается, спрятались от меня, залегли в поле. Как я обрадовалась!

— Ну, Трефилиха упрямая, попробуй заныть потом!

Нас все Васильевы вместе с папанькой дразнили Трефилихами, так называли нашу прабабушку Наталью.

Вскоре мы добрались до Колодчика и пошли искать клубнику. Ягодки стали быстро попадаться. Я одну за другой отправляла в рот. Ни с чем не сравнимый вкус и запах!

— Не отставай от нас! Ешь те ягоды, которые раздавились, иначе чайник не наполнишь, — предупреждает строгая Полинка.

Тут я увидела ящерицу, побежала за ней, пытаясь наступить на хвост, как всегда делали большие мальчишки, но ящерка быстро юркнула под камень. Потом я заметила необыкновенную стрекозу. Стала ее ловить. А девчонки упорно собирали ягоды. У меня же никак широкое дно чайника не покрывалось. Солнце высоко поднялось. Стало жарко, я запросила:

— Давайте пообедаем, воды попьем…

Кое-как все согласились, и мы сели под березку закусить. У всех было порядочно ягод, только у меня всего ничего. Надо мной посмеивались, грозились, что больше никогда не возьмут за ягодами. От обиды я сопела и из чайника поедала ягоды.

Снова тронулись все на сборы. Я потащилась за ними. Чайник все не наполнялся. Я расплакалась:

— Да-а-а, вы по двое собираете, а я одна…

Полина, видимо, пожалела меня и всем приказала собрать по горсточке ягод.

Наконец, мы отправились домой. Близко к деревне я заметила, что ягоды умялись, и их стало совсем мало. Опять слезы…

— Не реви! Твоя мама и этим ягодам будет рада. Другой раз будешь старательней собирать!

— А вы возьмете меня?

— Возьмем! Куда от тебя денешься…

Уставшая, но подбодренная, я зашагала домой.

Папанька

Через два дома от нас жил с большой семьей наш папанька. Фактически это был родной дядя моей матери, Васильев Иван Иванович, высокий, худощавый, с черными озорными глазами, к старости начавший носить бороду.

Он очень любил детей, всегда привечал нас. Свои дети называли его с любовью — папанька, и мы с Татьяной, моей младшей сестрой, тоже стали так его называть.

Зимой он на своем большом дворе заливал горку-«катушку». Подбивал санки железом. И они катились дальше всех. Летом папанька подвешивал веревочные качели с досочками, чтобы удобно было сидеть.

Ребятишек полон двор, весело, шумно. В 50-60-е годы семьи, в основном, были по восемь-девять детей. Рядом жили многодетные Азановы, подальше — Васючковы. И в каждой семье был свой уклад жизни.

Дома были обычно небольшими, из двух комнат — кухни и горницы. Большую часть кухни занимала русская печь с печурками, углублениями в кирпичах, где сушились варежки и носки. От печки, под потолком, тянулись полати, там всегда в тепле и уюте спали дети. Как мы с сестренкой любили полежать на полатях, потому что у нас их не было!

В углу стоял большой скобленый стол, а вокруг — прибитые лавки. У каждого было строго свое место, своя ложка. За обедом папанька, кормилец семьи, отрезал каждому по большому куску хлеба и говорил: «Ешьте за столом, с куском чтобы не бегали!». В большой чашке подавались щи, сваренные в русской печке на весь день. Все ели из этой чашки. Кусочки мяса никто не имел права брать, пока отец не скажет: «Тащите!». Потом подавалась круглая картошка, смазанная маслом и обжаренная в печке.

Каждый день мы были у Васильевых, иногда попадали к обеду. Запомнились мне зимние сцены: широко открывалась дверь. Пар клубами валил по полу, мы неуклюже переваливались через порог в больших, подшитых на вырост валенках. «Дверь закрывайте, оглашенные! — кричит тетя Маруся и продолжает — А мы хотели лапоть взять да за вами послать!».

Только теперь я понимаю сердитость тети Маруси. Как трудно ей было управляться с большой семьей.

За столом бойко стучали ложками, вкусно пахло щами, золотилась картошка. Мы были сытые, семья у нас маленькая, но нас тянуло к обществу, там были наши друзья: Маруська, Сережка.

Мы тихонько начинали продвигаться к краю лавки, где сидел папанька. Он ел неспешно, наблюдая за семьей и успевал стукнуть шалуна ложкой по лбу. Потом пили чай. Папанька всем давал по кусочку сахара, если тот имелся. Вот хитро спрашивает: «Кому?». «Мне, мне!» — кричат ребятишки. Он (правда, не всегда) говорит: «Гостям!». И сует кусочек или мне, или сестренке. Сережка с Маруськой шипят на нас и исподтишка показывают кулаки. После обеда они нас нащелкают….

Милое, милое детство! Как это давно было, и вроде недавно… Состарились Сережа с Марусей, давно нет среди нас папаньки, не слышно его задорного хитроватого смеха. Он на нас обижался, что мы, когда выросли, стали называть его просто дядей Ваней…

Наталья Егупова.